Дневник резервиста
 

Будильник. Нет – это сон. Нет. Это будильник. Утро? Действительно утро. Так быстро? Это не честно. Я ведь только уснул. Я поздно лег? Наверное да… А почему? Ну давай… Ты можешь вспомнить! Еще чуть-чуть, мысль уже почти ровная… Да, точно! Я вчера пил, и судя по тому, как быстро прошла ночь, пил много. Все. Теперь вспомнил – я пил от обиды. От обиды на самого себя, на жизнь и… от обиды на директора. Ну да аллах с ним. Надо собираться на работу.
Кофе, сигарета, зубная щетка, бритва, стоп, бритву нафиг – я ж в обиде. Лифт, метро (как же вас тут много), офис.
Чего они все взгляд отводят? Да ну их… крысы офисные. О. А что это на столе у меня?
Конверт с гербовой печатью. На автомате вскрываю, пробегаю по диагонали строчки.
«Цеглов Евгений Владимирович…» О, это я. «в соответсвии с Федеральным Законом о Всеобщей воинской обязанности…» А я тут причем? «…надлежит явится…», «…областной военный комиссариат», «…сборы военнослужащих запаса…».
Нифига себе. Это что, меня опять в армию забирают?

Курю на крыльце военкомата. Офигеть кричали гости. В понедельник надо быть здесь с вещами. Как там говорил военком: «Да не парься, военный, это на месяц, всего лишь тридцать дней!» Тридцать дней – действительно, всего ничего. Вот только взгляд у него был какой-то добрый-добрый.

Курю на краю взлетки ародрома военно-транспортной авиации. «Месяц» говоришь? Ну да. Это если не посылать начальника учебного пункта. Не слушать оскорбления в ответ и не бить его по лицу. Почему никто не обратил моего внимания на строчки мелким шрифтом? Что с тех пор как я прибыл на учебный пункт – я «собственность» Федерального Министерства Обороны? Что Сборы заканчиваются только с соответствующим приказом профильного министра? И что для прохождения учебных сборов меня могут отправить в любую точку Федерации? И что раз я присягу на «срочной» принял, то ее действия никто не отменял?
В общем, закон суров и, конечно же, не справедлив. Еще более суров и несправедлив начальник учебного пункта, отправивший меня для продолжения учебного курса в сводную роту в далекую Республику. Где сейчас вроде как даже война, на которой, судя по победным реляциям «Первого Федерального» канала совсем все кисло.
А может так даже и лучше. Я же обижался на директора? Вот теперь пусть сам расхлебывает ту кашу с поставщиками. Ведь мог же, сволочь буржуйская, выкупить меня у военкома.
- Цеглов, мать твою, в строй упал! – голос прапорщика сопровождающего меня, и еще с десяток контрактников, выводит из задумчивости. Становись, равняйсь, смирно! На левО!
На поргузку, бе-егом марш! Гулко стучат берцы по опущенной аппарели. Мама, забери меня отсюда…

- Ну что Цеглов? Повоюем? – надрывается прапорщик, чтобы перекричать гул моторов гиганта-транспортника и вибрацию переборок салона. Ага, блин, повоюем… Вояка херов, у тя ж предписание – доставить отделение и обратно – в учебку, за новым материалом…
- Да пошел ты… - ору ему в ответ, хотя он все равно не слышит и согласно кивает, улыбаясь во всю пасть. Да ну его… Мудак.
Самолет, тем временем, заваливается на крыло и уходит в вираж, или как там это правильно называется? Кароче дело идет к посадке.
О-ф-и-г-е-т-ь, кричали гости! Вертолеты, боевые и транспортные, снующие вдоль стоянок заправщики и грузовики. Грозные «Грачи» и зенитки по периметру. База снабжения федеральных сил в Республике.
Прапорщик передает папки с личными делами высокому сержанту с АКМ-ом на плече. О чем то говорит с лейтенантом и показывает на меня пальцем. Сволочь. Ну погодите… Вернусь я отсюда. Вернусь?

Трясемся по грунтовке в кузове «Урала». От этой тряски чуть не припалил себе нос сигаретой. Как-то не по-доброму смотрел на меня лейтенант в КЛМК. Хотя видел я уже одного добряка… В военкомате.

- Цеглов!
- Я!
- 1-ый взвод!
- Товарищ капитан! Разрешите обратиться?
- Чего тебе, Цеглов?
- Я ж не десантник, я пограничник! Может в третий? Оно ближе как-то…
- Ближе, Цеглов, был дембель, до того как ты офицеров бить изволил. Тут на твой счет отдельная просьба, - подмигнул капитан, показывая взглядом на ящик коньяка который я лично забирал в кабинете начальника учебного пункта и тянул аж до аэродрома. Ну, сука, так я еще сам за себя магарыч тянул? Чтоб меня к десантуре заперли? Чтоб в первых рядах на тот свет отправился? Ну погодите… Вернусь я отсюда. Ой вернусь ли?
- Есть! – прозвучало явно не по-молодецки.

- 1-ый взвод подъем! – крик дневального содрогает тонкие стенки палатки.
Вот интересная штука получается – казалось бы, давно забытый навык - просыпаться ровно за пять минут до подъема, ожил во мне с новой силой. Как будто и не было этих пяти лет гражданки. Оказывается армия как велосипед – один раз попробовал и уже ни с чем не перепутаешь.
Все оказалось не так уж и печально, как рисовала моя больная фантазия по началу.
Отправить меня в штыковую атаку на бандитский дот никто, почему-то, не спешил.
Больше времени провожу во внутренних нарядах и караулах на базе. Хотя это уже начало напрягать. Все-таки с ребятами в одной палатке сплю, с одного казанка кашу жрем, вот только они еще и на боевые ходят… И не всегда возвращаются.

На мой вопрос, мол, когда с вами, сержант покрутил пальцем у виска, назвал меня словом, которое в меру интеллигентный человек трактовал бы как «вступивший в половую связь в извращенной форме против своей воли». Хотя я не обиделся. Держать зло на этих ребят, просто выполнявших свою работу, было не возможно. Хороший вопрос – за что им тут воевать, лить кровь, свою и врагов? «Духи» то хоть знают за что – нефть. Они там все чуть ли не в доле от добычи. Кароче, хотят жирный кусок оттяпать, а толстопузым дядькам из столицы это не в масть. Вот и орошают кровушкой простые парни, вроде сержанта, нефтяные поля. Но что-то внутри мне подсказывает, что разобраться в том, что заставляет парней подыматься в атаку, мне еще предстоит. И будет что рассказать дома, когда вернусь.
Вернусь?

Вернусь!
Я теперь не могу не вернуться. А вернуться - значит дойти до конца. Пока мы не вытащим последнего парня погибшего или попавшего в плен в этой гребанной Республике.

Утро началось как обычно. Команда «подъем», ноги сами попадают в берцы, пока наш взвод появляется на свет Божий из палатки и позевывая тащится к оборудованному месту для умывания, третий взвод уже умыт, построен и готов к утренней зарядке. И как они только успевают? Зычно звучит команда взводного-3 и строй в КЛМК дружно тупотит на спортплощадку. Эх… где мои 18?
В общем, все как вчера, позавчера и еще с два десятка дней назад. Или с две сотни? Мне уже сложно сказать, сколько я здесь. Иногда мне кажется что я родился в этих лесах. Эти же сосны шумели над моей детской коляской. По этим тропинкам я ходил в школу, а вот под той сосной я в первый раз… эм… что-то меня занесло. Зря вчера взял у Макса журнал. Нельзя так будоражить воображение, ограниченное колючкой и минными полями вокруг пункта постоянной дислокации.
Из лабиринта умозаключений меня вывел пронзительный вой сирены.
- Первый взвод в ружье! Третий взвод в ружье! – разрывается динамик прикрученный связистами буквально накануне. Вот и проверили, блин. Дремавший лагерь мгновенно оживает. Ускоренным темпом возвращается с зарядки третий взвод, мелькаю силуэты в трехцветном камуфляже десантников. Каких-то пять минут и ротный зачитывает приказ.
По ходу намечается заварушка – над территорией, которую контролируют «духи» сбита наша «вертушка», летуны вроде живы, плюс еще их груз какой-то ценный вытащить надо.
Провожаю взглядом уходящие на марш отделения двух поднятых по тревоге взводов.
Потянулись тяжелейшие минуты ожидания на базе.


Ближе к вечеру прогромыхала через ворота КПП гусеницами вызванная с базы снабжения бронегруппа.
С качнувшейся, от резкой остановки, бмпехи спрыгнул командир сводной роты. За ним потянулись уставшие бойцы обоих взводов. По лицам было видно что не все закончилось хорошо. Наконец заехали на территорию лагеря «Урал» и замыкавшая колонну БМП.
От расположения полевого к «Уралу» медпункта побежали санитары с носилками.
Идти вслед за вернувшимися с задания ребятами в палатку желания не было – поэтому побежал к машине помочь санитарам.
У откинутого борта стоял лейтенант - командир третьего взвода. Он молча наблюдал как санитары вытаскивают из кузова одно за другим тела бойцов. Его бойцов.
Я остановился рядом – моя помощь тут явно не требовалась. Лейтенант повернулся ко мне. На мгновение наши глаза встретились…
Теперь я знаю, почему я должен вернуться! И почему вернется этот лейтенант, почему он дойдет до конца.

В палатке было темно. Где-то в углу то ли горела, то ли мерцала одинокая лампочка ватт на 40, да еще и запитанная от «дырчика» - света от нее хватало только для того, что бы обозначить, что лампочка все-таки есть. По середине палатки, в проходе между двухъярусными кроватями стоял снарядный ящик. На ящике, заменявшим собою стол, уже стояло две початые бутылки водки, пару банок тушенки, с торчащими ложками, возде банок лежал нарезанный толстыми ломтями хлеб. Вокруг «стола» кто сидел, кто лежал на кроватях, многие курили прямо в палатке. Обычно, за подобное, от сержанта Першина можно было наряд-другой внеочереди отхватить, но не сегодня.

Все! Я больше не могу смотреть в глаза этим людям, оставаясь постоянно на базе. Рывком вскочил со своего места, кажется кого-то задел по дороге к выходу. Почти бегом я пересекал территорию базы. В офицерской палатке горит свет. Значит, капитан не спит. Значит разговору быть.

- Цееглоов! Мать твою иттии… Ты какого хера по территории ночью скачешь? Караул на точность стрельбы в темноте тренируешь? – голос капитана раздался откуда-то с боку слева и заставил сердце сначала упасть в район пяток, а потом подпрыгнуть примерно под темя. Похоже на то, что ротный тоже «ужинал» с тушенкой и черным хлебом.
- Товарищ капитан! Мне нужно…
- Домой к мамке? – такого вопроса я не ждал. – Что? Устал, резервист, службу тянуть?
Ничего, еще не долго осталось – потерпишь.
- Товарищ капитан, я хочу с вами! – теперь осекся командир.
- Выпить со мной что-ли хочешь? Не дорос еще…
- Я хочу с вами на выходы ходить, не могу здесь больше картошку чистить, пока ребята… - от волнения перехватило дух, слова не лезли из горла.
- Куда-куда ты хочешь ходить? А факсы за тебя кто отправлять в офисе будет если тебе здесь задницу прострелят?
- Но…- начал было я дрогнувшим голосом.
- Военный, тебе здесь осталось ровно шесть бутылок коньяка, как закончатся – поедешь обратно, глаза в монитор пялить. Свободен, боец. – стало понятно что разговор состоялся.

Обратно я уже не бежал – брел, еле перебирая ногами. Обида переполняла меня. Обида. Да все началось с обиды, потом была пьянка. Пьянка! Телефон, у меня же есть телефон.
- Алло, Аркадьич? – ну выручай, директор, - Аркадьич, выручите? Да у меня нормально все, служу… ну так что? Что надо? Два ящика «Закарпатского… Не вопрос? Пишите адрес. Спасибо!

- Цееглоов!!!
Идет к тому, что я начинаю привыкать к звучанию своей фамилии на всю базу. Мне один дешефровальщик с поста радиоперехвата говорил что «духи» считают это каким-то условным сигналом федералов. Врет, наверное. Нароются с вечера спирта технического и слушают всю ночь о чем там освобожденцы вещают… Это ж точно крышей тронутся можно.
- Где этот, мля, трудовой резерв??? – ну да, за фамилией должно быть продолжение, - к месту, где наряд обычно чистить картошку споро приближался ротный. Судя по темпу и тональности вопроса хорошего ждать не стоило. За ним шел командир первого взвода, который, в отличие от капитана улыбался. Значит не все плохо – затеплилась надежда.
- Цеглов!
- Я!
- Головка от… патифона, - ротный готов был взорваться – это что, еп, такое?
- Коньяк тащ капитан. Закарпатский. Пять звезд. – я смотрел за спину капитану, где еле сдерживался от смеха лейтенант, и понимал что буря скорее показная.
- Я вижу что коньяк. Что он делает у меня на кровати и, млять, почему его два ящика?
- Ну Вы же сами сказали – как кончится коньяк, так домой меня отправите. Советую растягивать удовольствие и не спешить с его уничтожением. Это ж настоящий, не то что палево из учебки!
- Боец! – я вытянулся по стойке смирно. Похоже, капитан готовился в очередной раз оповестить «духов» условным сигналом. Но ротный только шумно выдохнул, плюнул себе под ноги, развернулся на месте и тем же темпом пошел к штабной палатке.
Лейтенант-взводный наконец-то позволил себе откровенно рассмеяться.
- Ну что резерв? Сдавай наряд. Готовься завтра в выход. Пойдем дороги после зимы разведывать.
- Есть! – как мне показалось, прозвучало очень молодецки.

Мое очередное утро в Республике. Нет! Это мое первое утро в Республике. Все, что было до этого - какая-то серая масса. Даже вспомнить толком нечего: подъем – обед – отбой. Сегодня все по-другому. Да и не скажешь, что у меня был отбой. Уснуть перед первым по-настоящему боевым заданием у меня так и не получилось. Я ложился, ворочался, вставал, накидывал бушлат и выходил из палатки. Курил, опять ложился, опять ворочался. Забыться сном так и не смог. Смотрел на спящих мертвым сном бойцов и завидовал им. Мертвым сном… Тьху, мля, что б не сглазить – конечно же - крепким. Крепким и здоровым сном. Вон Тайсон, сержант, завалился на бок ровно в десять и тут же захрапел. Хотя чего им-то переживать? У каждого таких выходов по десятку-второму. Настоящие псы войны – Рексы. Вот примерно за такими мыслями я и встретил рассвет, докуривая уже десятую, наверное, сигарету. До подъема еще минут тридцать. Вон уже зашевелился суточный наряд. Вышел из штабной палатки дежурный по роте.
Все. Лагерь проснулся.
Мое первое утро в Республике.
Я счастлив.
Даже если это мое последнее утро в Республике.

Получил оружие, патроны, гранаты – тащу теперь все это хозяйство к себе в палатку.
Устраиваюсь на своей койке, начинаю снаряжать магазины.

Наверное, я ненормальный, но запах оружия действует на меня как валерьянка на кошку.
Ни один механизм не пахнет так как автомат. Ружейное масло, сгоревший порох, заношенные ремень, пластмасса цевья – все это дает такой неповторимый аромат, оценить который может истинный гурман.

- Ого, это что? На кухню или подхоз планируется нападение? – слышу над собой голос сержанта Першина. Подымаю голову – точно, он.
- Не понял? – переспрашиваю я, все еще занятый своими эстетскими мыслями.
- Тебе нахрена этот арсенал? Капусту из бочек доставать тяжело будет!
- Я сегодня с вами иду, - чего он пристал?
- Это еще с какого перепугу? Ты ж вроде «запасной» - вот и грей скамейку. А то потом емэйлы некому писать будет если «духи» в тебе дырок нахренавертят.
- У тебя все? – я отложил наполовину снаряженный магазин и повернулся к сержанту.
- Нет, блин, не все! Я понять хочу - на кой мы с собой балласт офисный тащим.
- Ничего вы не тащите. Я сам попросился – командир одобрил, - я уже начал заводится, но старался держать свои эмоции при себе.
- Саам? – удивленно протянул Першин. – тебе чего медальку в офисе повесить захотелось?
- Задолбали вы меня уже этим офисом! – блин, реально достали, - Это что? Теперь смертный грех такой – в офисе работать?
- Так а че ты рвешся тогда? Срочную оттрубил уже, бабла за «боевые» шинкануть решил?
- Ты вот тоже не пацан с учебки, и зарплату почти всю в благотворительный фонд перечисляешь! Чего тогда сам ни одного «выхода» не пропускаешь? Или ты ради процесса? Самоутверждаешся? Кайф от крови ловишь? – выпалил я на одном дыхании.
- Дурак ты Цеглов, хоть и в офисе работаешь… - сержант заговорил каким-то совсем другим тоном, - ты пацанов-срочников из третьего видел? Да им паспорта вчера повыдовали! А тоже – солдаты, воины… Гоняли бы их на плацу где-нибудь на большой земле, так нет, сюда их заперли, за «трубу» воевать. Нам, дядькам взрослым, этим заниматься надо. И заниматься тщательно, вдумчиво и главное качественно.
Ладно, Цеглов, будем считать что мы друг-друга поняли.
- Ну вот и хорошо, товарищ сержант. Я, по крайней мере, прекрасно понял.

Как там любит говорить капитан? «Свободное падение – личное время десантника» - кажется как-то так.
Что ж, следуя этой логике можно предположить, что марш-бросок – свободное время пехотинца. Кто сказал, что на бегу плохо думается? Отлично думается! Главное отключится от реальности. Если сосредоточится на том, что на тебе куча груза, тропа скользкая и вообще она почему-то все время в гору – то далеко добежать не получится.
Помню свой первый день в армии. Давно уже это было, почти шесть лет прошло.
«Распалага», «взлетка», на ней два десятка лысых «духов», даже еще не «духов» – «запахов», пришивают на новенькую, еще пахнущую краской, форму шевроны. Ох и смеха было… Кто-то криво пришил… кто-то прошил насквозь рукав. Неожиданно появился начальник нашей учебной заставы. Смирно-вольно-продолжайте… «А что, бойцы, кто мне скажет какое главное оружие пограничника в борьбе с нарушителями государственной границы?» «Знает кто-то?» «Ну, автомат! Бинокль! Служебная собака!» - мы по очереди предлагали свои варианты.
«Нет, товарищи солдаты. Главное, и самое страшное оружие пограничника – задолбать нарушителя бегом!» - огорошил нас майор. Но, как оказалось, самая страшная фраза еще не прозвучала. «Вот бегать мы вас и научим…»
Надо отдать должное – учителя были хорошие. Но и от ученики тоже не двоечники были.
Тут много зависит от того, как этому отнестись с самого начала. Что это вовсе не конец жизни, не две странички вырванные на самом интересном месте. Что это просто очередной жизненный поворот, что служба все-таки срочная и дембель, как известно, неотвратим. А все остальное – просто предложение в виде обще-оздоровительных занятий спортом.

Я так увлекся воспоминаниями, что не услышал команды перейти на шаг. Чуть не снес бегущего передо мной Макса. Похоже, что мы вышли на исходные. С переходом от бега к шагу я вернулся в реальный мир, со всеми его красками и ощущениями. А ощущений было предостаточно – гудящие мышцы ног и плеч, стекающий тонкими струйками из-под кепки пот и нарастающее где-то внутри волнение. Вот она – дорога. Скоро здесь возобновится движение наших колонн в отдаленные области Республики. А сегодня по ней пройдем мы.

«Первый Федеральный» ведет свой репортаж из демилитаризованной зоны Республики.
Вчера, на дороге республиканского значения, соединяющей населенные пункты А и Б было совершенно нападение на сводную роту федеральных сил.
Пока информация обрывочная и не окончательная, но по имеющимся данным в ходе столкновения был уничтожен крупный отряд незаконной армии сепаратистов под командованием полевого командира Суфаева. Также есть информация о том, что федеральные силы понесли незначительные потери. Сейчас ситуация под контролем, и в целом все спокойно…» - корреспондент бодро вещал с экрана старенького черно-белого телевизора установленного в палатке связистов.
Надо же! Незначительные, оказывается, потери. Ситуация под контролем!
Что ж ты приехал тогда на бэтэре и весь такой в бронежилете? Каску только перед съемкой снял, а по базе как калачик сгорбленный катался?
Как он вчерашний ад назвал? Столкновение? Еще один раз так «потолкаться» и можно сворачивать свое присутствие в регионе…
Телевизор уже показывал какой-то новый сюжет про то что в столице открылись очередные дни какой-то очередной моды. Вот так. Вчерашние, почти беспрерывные шесть часов боя уместились в двух минутный ролик вечерних новостей. Не знаю, кто как, но я эти шесть часов буду переживать еще и еще. Все ли я сделал что мог? Получилось ли не стать заложником своего страха? Опять и опять перед глазами картины боя, врезавшиеся в память. Вот я пытаюсь успокоить бешено бьющиеся сердце и справится с дрожью в руках, которые отказываются послушно направлять в нужную точку ствол. Вот я судорожно дергаю застрявший в разгрузке магазин, а в это время нас обходят с фланга. Вот пытаюсь протереть залитые грязным потом глаза. Последним усилием, уже скорее механически переставляю ставшие ватными, от постоянных перебежек, ноги…
А в целом, столичный корреспондент, конечно, прав – ситуация под контролем. Только контролер уж больно строг.

Продолжение)
 

Вернулись на базу. У нас появилось новое развлечение – командование стало привлекать нашу сводную роту на охрану республиканских складов. Мол, у них есть информация, что партизаны хотят из бомбануть. Как по мне – бред. Ну вот какой здравомыслящий бандюк попрет через пол Республики атаковать укрпленные федеральные склады с довольно неслабым караулом? Да еще блокпосты, местная милиция… Хотя про последних не скажу. Это они днем, и пока на них через прицел смотришь «милиция». А за зарплатой все равно в лес к партизанам ходят. Упыри. И чего их валить нельзя? Как говорится, хороший мент – правильно, мент на фотке возле некролога.


Опять ганяли «на склады». Нахоботили сгущенки. Хорошо что завалялся рулон «гражданки» в тумбочке у Першина… А то завтра писать в дневнике было бы неначем…

Хорошо что предусмотрительно переныкал «гражданку»! А то после подъема испытал бы сложности. Все, пора опять на усиления караула. Приеду допишу еще чего-нибудь…

Приехал… Дописал, мля… Ох и накидали же нам на этих складах… Пол Республики… «милиция», блокпосты… Нахер… Хорошо что «коробки» вовремя приехали, еле ноги унесли. Когда на бэтэр запрыгивал - в магазине последнем два патрона оставалось. Поспрашивал – почти у всех так было. Решительного штурма мы бы уже не выдержали.
Ну, свалили и свалили – и на том слава Богу. Зато тушенки набрал.

Очередной день похмелья. Или запоя. Уже не разобрать. Хотя говорят скоро конец нашему отдыху. Может оно и к лучшему?
Получил на днях письмо от мамки. Пишет, что даже по тому, как я письма стал ей писать видно, что я сильно изменился за этот месяц пока я здесь. Возможно я на этом не заморачиваюсь.
Порадовал вчера один камрад. Ржали так, что дежурный заходил посмотреть, что случилось.
Спрашивает:
- А кто, мне дорогие камарады скажет, чем боец-партизан-наемник отличается от батута?
- Гы.. Ну ты спросил… Ну и чем?
- Когда прыгаешь на батуте - обувь снимаешь… - и сам начинает дико ржать.
Мы подхватываем. А сейчас думаешь – вроде и смешного ничего нет… Суровая правда.
Может, я действительно изменился, раз такие шутки до истерики доводят?