Vortex
22.11.2009, 17:23
Знайомий написав, мені сподобалось, ось вирішив поділитись.
Соляра.
Берет садился криво. После вчерашней показухи я имел здоровенную шишку на затылке.
Толян рассеянно посвистывал, курил и качал фотоаппаратом, мягко постукивая им о косяк двери. Тук-тук.
-Ну, скоро ты.
-Пошли. - я беззвучно плюнул в косой, забрызганный мылом осколок зеркала и, пройдя по трухлявому настилу досок через мягкий мрак прихожей, пронизанный кое-где тонюсенькими светящимися струйками пыли, мы вышли во двор. Пахло весной.
Пехота гоняла молодых. Мы расположились у выбеленного сарая и встали в обнимку с Вовой - хрустнул погон. Толян прикидывал фокус.
Пехотный дух на миг замешкался, пробегая по кругу, и наклонился поправить сапог. Наши глаза встретились. Худой такой душара, тонконосый и с оттопыренными ушами. Лысый.
Раздался щелчок, в тени неярко блеснула вспышка, и послышался тягучий голос Толяна:
-Витя!.. твою маму… куда ты смотришь?..
Он проследил взглядом. Туда же посмотрел и Вовка. Дух все еще возился с сапогом, когда был настигнут здоровенным пинком Цидулки - краснощекого, с маленькими кабаньими глазками сержанта из второй роты. Этот Цидулка был известен тем, что страшно хотел служить у нас, доставал нашего кэпа, ныл своему комбату, но - безуспешно. Он шлялся в гости к земеле из разведроты, корешился с дедами и слал домой фотки в десантной форме. А всех остальных беретов не замечал при этом в упор.
Вот и сейчас он с оттягом поддал салаге еще раз и процедил:
-Ввпер-ред, душара…Я те покажу мозоли…
И стараясь не смотреть на нас, пошел вразвалку вслед за бегущим взводом, красный и злой.
Толян перевел глаза на меня. Они у него особенные. Белесые, мутные, с отсутствующим выражением. Когда-то давно, деды били его только скопом. В одиночку боялись.
-Витек, ты все никак не угомонишься?.. Мало те наших, ты еще мабуту тянуть будешь… Иди - спаси его.
Вова посмотрел на меня и укоризненно покачал головой.
А под новый год, под самый дембель, хмурый комбат, дергая лейкопластырем на небритой щеке, столкнулся со мной на входе в палатку, осмотрел с головы до ног и процедил:
-Давай, Витя. Собирайся.
-Куда?
-Подарки повезешь.
-?!.
…детям! …детям, Витек. - комбат беззвучно и сосредоточено выругался. Одними губами. - Гуманитарная помощь.
Качался фонарь, бросая силуэты от стенки к стенке. Гитара замолкла.
-И вы собирайтесь, - бросил он осунувшимся дембелям. - Пойдете в сопровождении.
Повисла тишина. Кто-то посвистел.
-Кто старший?..
-Лейтенант Попов.
Свист повторился.
Джмухадзе, я тебе посвищу, - внятно сказал комбат. – Лукьянчиков.
Скрипнула печка.
-Старший сержант Лукьянчиков!.. Не слышу ответа!!
Я.
Организовать получение оружия. Готовность 16.45.
Скрипнула кровать.
Не слышу ответа.
Есть.
Комбат постоял у выхода. Капала вода. Он вышел, запутавшись и резко рванув за собой плащ-палатки. У него жена в Питере.
В этот раз свистнуло сразу трое.
-Пацаны…Это, что ж твориться… Я манал такую херню… Не, вы как хотите…
-Рот закрой!.. - Выходим строиться. – глухо сказал кавалер ордена Красной Звезды старший сержант Колька Лукьянчиков.
***
-Взво-оод, смирно!..
-Товарищ подполковник!.. Третий взвод третьей роты третьего батальона по вашему приказанию построен!.. Командир батальона майор Семичасный.
Комполка у нас герой. В буквальном смысле. На 7 ноября он получил-таки Героя. Человек он крайне вспыльчивый и резкий. С комбатом они на ножах.
Комполка поморщился.
-Юрий Владимирович, почему во время вашего доклада у вас в строю позволяют себе разговаривать?.. Кто там?.. Ты, Морозов?..
Толян принимает стойку «вольно». Он стоит во втором ряду.
-Я. Товарищ полковник.
-Что, ваше сиятельство чем-то не доволен?.. Вопросы, Морозов?..
- Я, тыщ полковник, виноват. Не хотел. Просто не смог сдержать удивления.
Морозов! – рявкает комбат.
-Подожди, Юра, – снова морщится комполка. – Так в чем там дело, Морозов?..
- Я просто помню - нам кто-то обещал, что наш призыв больше в дело не пойдет, товарищ полковник. А сейчас не могу вспомнить – кто?..
-Та-ак. Кто еще так думает?.. Волошенюк, может быть ты?..
А что, товарищ полковник… Ну, действительно…
Комполка разворачивается к комбату.
-Товарищ майор. Вы еще спрашивали меня – какие конкретные к вам претензии. Что еще можно тут говорить?.. Что объяснять. Это ваш личный состав, который щас идет на задачу. С таким вот настроем. С такой вот дисциплиной.
Комбат молчит, бесится. Здоровый, красивый мужик. Нормальный, самое главное. Так – фанеру иногда по пьяни проверит и все.
-Ну что ж…- комполка поворачивается к нам. – Товарищи солдаты. Я никому не собираюсь угрожать. Вы меня знаете. Считайте, что это ваш дембельский аккорд. Или может сменить вам его на постройку дополнительного толчка у санчасти?.. А?!.. есть желающие?.. Джмухадзе?.. Рябинин?.. Мудров?.. Остапенко?..Неелов?..
Я отвечаю за всех.
-Никак нет.
-Отлично. Геннадий Семенович!..
Начштаба выступает из сумерек и вручает командиру пакет документов.
-Лейтенант Попов!..
Попов выскакивает с правой оконечности строя. Он хороший парень, исполнительный, честный, а главное – без своего мнения. Двухгодичник, Киевский политех.
Подходя к командиру, он разъезжается в луже и забрызгивает его штаты мелкими оранжевыми брызгами грязи. Командир морщится.
Командуйте. Он морщится еще раз, поворачивается, манит за собой комбата. Комбат стоит на месте, не шелохнувшись, словно не видит. Мы подхватываем барахло, по команде поворачиваемся, и шагаем к машинам.
Посадка. Ордер. БТР впереди, КаМаЗ, БТР, КаМаЗ, БТР. Техника выплывет к КП, Шлагбаум, отталкиваясь, подпрыгивает вверх, дневальный делает нам ручкой – безумные глаза под каской, я оборачиваюсь.
Комполка с холуями стоит в ленивые полоборота, дерзкий и повелительный, начштаба дергает за рукав комбата, комбат смотрит нам вслед.
Дождь начинается.
***
Нас взяли у старого колодца, чуть выше могильной плиты КШМки старого комбата.
С востока пришла синяя звезда и первый БТР – Толяна, косо задергавшись, провалился в левую обочину. Стекла КаМаЗа брызнули радужным веером, рухнул водитель, согнулся старший, Звезды летели с разных сторон, две звезды постарше воткнулись к нам в борт и, я очнулся в луже, носом в колее первого КаМАЗа. Вокруг меня рушились в грязь ребята, новогодним фейерверком рванули боеприпасы в первой машине, я смотрел, как занялся тент в КаМаЗа, видел убитого Попова, свисающего с брони, он качался, как елочная игрушка – тик-так.
Я все тянул и тянул к себе ремень автомата, а он никак не хотел двигаться.
Мое тело подняла волна грязи и сдвинула в сторону, рядом тормознул второй КаМаЗ.
Перед носом оказались грязные, в белых разводах сапоги, щуплый водила, дернул наверх, повизгивая от напряжения, поднял и пихнул вглубь кабины. БТР горел, прикрывая нас дымом.
Он плюхнулся в сиденье, и, не захлопывая дверь, выдавил газ до конца. Оскальзываясь и плывя, машина пошла, пошла, вдоль колонны, вырываясь вперед – на воздух, к жизни. Звезды опомнились и, рисуя нам сверкающий коридор, просили не уходить, остаться. Дверь моталась, КаМаЗ плакал стеклянными слезами из прохудившейся лобовухи, мы уходили, уходили, уходили.
Сзади слитно рванули машины, мы повернули за скалу, и волна не догнала нас, взметнула песок, надломила сучья деревьев, перепутала косо летящий снег. Впереди лежала Чарикарская долина, путаница кишлаков и дорог.
***
-Ты тупая, дурная, молодая скотина. Ты идиот. Ты не хера не понимаешь.
Я смотрел на пехотного духа, который вывез меня из засады и хотел его убить. Я уже разбил ему в кровь его поганую рожу, я забрал у него автомат, и не мог его бросить.
Я вернулся во второй раз. КаМаЗ стоял под холмом, нахохлившись и присев на заднее левое.
Он не хотел бросать его.
-Молодой, – сказал я. – Я тебя сейчас пристрелю, зашвырну в машину, подожгу ее и сам уйду в домой, в расположение. И через неделю буду в Питере, баб ебать. А ты, сука, останешься, здесь, тупая скотина.
Он молчал. Он вытер заскорузлой рукой надорванную губу и я узнал это выражение лица.
-Ааа, блядь!.. Так это тебя Цидулка дрючил, звереныш?.. тебя?! Бля, а я еще вступиться за тебя хотел, придурок. Ну, правильно, блядь, все наши добрые дела оборачиваются против нас, блядь!!. Ну на хуя тебе сдалось это железно, ублюдок, ты, еб твою мать?!! Объясни мне, сука ты тупая, уебище грязное тупое, чморошное!..Ты понимаешь, что нас через час найдут, прострелят шины, и, блядь, бошки отрежут живым?!.. И к маме тебя пришлют с хуем и яйцами во рту, блядь?! Если будет, что присылать?!.. Чмо ты дурное, невоспитанное?!.
Он поднял взгляд и я замолчал. Свистел ветер в обрывках тента. Я видел просыпавшуюся за борт струйку гречки. Сверху из надорванного бумажного пакета торчали голова и торс небольшого детсадовского Дед Мороза.
Я доведу машину до места – сказал этот человек.
Я отступил шаг назад. Снял предохранитель.
-Ну, гордись, мужчина. Ты пал от руки не вшивого духа, тебя убил советский десантник.
Кузов шарахнул алыми железными брызгами. Молодой просел, рухнул задницей в грязь, зажал уши и заплакал. Я видел, как намокают его ватники, я видел, как в грязь побежала, посыпалась из множества дырок, гречка. Гречка, которую мы не видели с осени. Гречка сыпалась ему на шапку. Я посмотрел на Деда Мороза. Ему оторвало голову.
-Прости, - сказал я игрушке.
Подошел и рванул молодого за шиворот бушлата.
Вставай. Поехали.
***
-Куда, блядь?.. Ты в кишлак собрался по главной дороге, блядь?.. Стань, блядь. Смотри сюда, - я прихлопнул карту у него на коленях.
-Мы так не доедем даже до холма. Давай направо, вдоль леска, блядь, и с тыла, понял?!..
Он кивнул. Машина тронулась. КаМаЗ, тяжело, но уверенно набирал скорость, дорога здесь была посуше и мы быстро выбрались к пролеску.
Поперек проселки стояла телега с вязанкой хвороста. В арбу был впряжен белый грязный ослик, на арбе сидел пацаненок лет восьми.
КаМаЗ тормознул, отжав тормоза.
Мы посмотрели на сученка. Он посмотрел на нас. Стучали часы. А небо такое же как у нас – в Питере.
Пацаненок задрожал. Молодой дернулся.
Я незаметно треснул его по коленке.
И вдруг из леса вышел дед с вязанкой хвороста.
-Так. Сидеть. Не дергаться.
Я перехватил автомат и выпрыгнул из кабины.
- Мондана боши хуб ести, - громко проговорил я, широко улыбаясь, и неторопливо подходя метров на десять к арбе. Тут главное не слишком заметно поднять автомат.
Дед опустил вязанку, малой соскочил с арбы и побежал за него. Я поднял автомат до линии бедра, одновременно, приветственно помахивая левой рукой.
Вдруг эти двое разом посмотрели мне за спину.
Я рванул вправо, развернувшись и вскинув автомат.
Этот придурок, спотыкаясь и кряхтя, тащил от машины мешок с крупой. Я обалдел. Молодой взвалил мешок на арбу. Интернационалист.
-Эй, придурок. Ты еще автомат им подари. Он тебя и проводит. Ну-ка марш в машину!..
Молодой понурился. Пошел к машине. Однако, он не залез в кабину, как положено, обошел ее и снова забрался в кузов. Я смотрел с любопытством. Малой выглянул из-за деда.
Душара спрыгнул на землю. В его руках был тот самый Дед Мороз с оторванной башкой. Мне стало смешно.
Что ж ты, дядя, ему такого калеку даришь, травмируешь психику ребенка?.. У них тут и так война, а ты ему на память – добавочек… Символ…Поехали!..
Я посмотрел в зеркало. Дед ковырял пальцем в мешке. Пацаненок вертел в руках Деда Мороза. Вдруг он соскочил с арбы и помчался вслед машине, оскальзываясь и страшно тормозя.
-Дуст, дуст!.. Дуу-ууст!.
Пацан остановился и поднял в руке искалеченную фигурку. Он держал ее до тех пор, пока мы не скрылись.
Я откинулся в кресле, поудобнее устраивая автомат. Закурил.
- Я буду звать тебя Дед Мороз. Всем подарки нам…им принес. Красный нос.
Он ничего не ответил. Молча рулил, хлюпнул носом и вдруг улыбнулся.
***
-Стоп. Теперь тихо. Тихо, если хочешь, чтобы наша сказка закончилась благополучно. Значит так. У них щас начнется молитва. Въезжаем вон туда, к площади, я откидываю кузов, и скидываю все вниз. Ты сидишь, нога на газу, автомат по рукой. –На.
- Я постучу из кузова, тихонько трогаешься, скатываемся вниз, я попасу заднюю полусферу. Уходим во-он по той дорожке. Дальше, там ущелье начинается, за ним долина, километров двадцать и дорога на Кабул. Там наши, там бояться нечего. Высокие скорости залог победы. Ясно?.
Он покивал. Довольно бледный.
Минутная стрелка подходила к двенадцати. Я посмотрел на его глупый веснушчатый профиль.
-Не дрейфь. Ты знаешь, у меня друг Дед Морозом работает. Пятый год, нефиговые бабки, кстати, колотит. Меня звал, а я, дурак, все отказывался. Че я, клоун, что ли?.. А ты сам чего, кто такой, земеля?.. Ты – Дед Морозом, случайно не работал?.. Ну там, красногалстучная детвора?..
Он помолчал.
-Я из деддома. Омск. Из Омска, в смысле.
Он посмотрел на кишлак.
-А я из Питера.
Он пожал плечами. Я хотел выругаться, но взревел муэдзин.
-Тихо, сказал я. - Работаем.
***
Тихо не получилось. На въезде в кишлак мы столкнулись с цепочкой устало бредущих духов – человек пятьдесят. Они присели от удивления, и оторопело потянули из-за спин стволы.
Ударили очереди. Молодой сжал зубы и вдавил газ.
-Куда, блядь!!! В сторону – давай, к дороге!!! К дороге, я сказал!!!
КаМаЗ принял бочину в стену. Машина просела, Из ближайшего дувала выскочили трое, один из них вкинул подствольник. Я ногами вышиб стекло и шарахнул по ним длиннющей очередью. Вскинутый подствольник ударил в небо, граната влетела в стекло водителя и молодой вывалился из кабины с оторванной головой.
Трое валялись сломанными куклами, я рванулся за руль.
Кузов занялся роскошным алым костром, дымилось сиденье кабины, Я дал задний и краем уха увидел, как банда, рассыпавшись цепью, стала в полный рост и хохочет во все горло – молодые, старые, все.
Я вывернул машину и молясь бабушкиными молитвами, рыдая во все горло, потащил машину вправо. Там, поворот, там резкий слом улицы вниз. Домой, домой, домой!!! Дембель Советской армии и Военно-морского флота!!!
Я уже почти ушел под стены и вдруг, краем глаза, увидел кучку детей, высыпавшую на площадь, у колодца. Я обернулся. Молодой лежал, в луже у стены, протянув к ним руки.
И вдруг я повернул руль влево.
-Витек… Витюша… Ты, что ж это делаешь, родной?!! А ну – назад!!! Витя, блядь!. Я ударил себя по лицу.
Хлынула кровь, дети замерли у стены.
Пылающий КаМаЗ, ревя, рвался к площади, и духи резко усилили стрельбу.
-Ай!!! Ой!!! Ох!!!
Раскаленные жуки ворвались ко мне в душу и, свербя, стали резко зарываться поглубже.
-Мама-ааа!!!
Руль горел, горели ладони, я вдруг вспомнил молодого и проклял его страшным проклятием.
-Сук-аа-ааа!!! Суччара-аааа!!!! – заорал я, теряя сознание, и вдруг понял, увидел, осознал, что машина все же пересекла черту, рванулась и выехала на площадь.
Соляра.
Берет садился криво. После вчерашней показухи я имел здоровенную шишку на затылке.
Толян рассеянно посвистывал, курил и качал фотоаппаратом, мягко постукивая им о косяк двери. Тук-тук.
-Ну, скоро ты.
-Пошли. - я беззвучно плюнул в косой, забрызганный мылом осколок зеркала и, пройдя по трухлявому настилу досок через мягкий мрак прихожей, пронизанный кое-где тонюсенькими светящимися струйками пыли, мы вышли во двор. Пахло весной.
Пехота гоняла молодых. Мы расположились у выбеленного сарая и встали в обнимку с Вовой - хрустнул погон. Толян прикидывал фокус.
Пехотный дух на миг замешкался, пробегая по кругу, и наклонился поправить сапог. Наши глаза встретились. Худой такой душара, тонконосый и с оттопыренными ушами. Лысый.
Раздался щелчок, в тени неярко блеснула вспышка, и послышался тягучий голос Толяна:
-Витя!.. твою маму… куда ты смотришь?..
Он проследил взглядом. Туда же посмотрел и Вовка. Дух все еще возился с сапогом, когда был настигнут здоровенным пинком Цидулки - краснощекого, с маленькими кабаньими глазками сержанта из второй роты. Этот Цидулка был известен тем, что страшно хотел служить у нас, доставал нашего кэпа, ныл своему комбату, но - безуспешно. Он шлялся в гости к земеле из разведроты, корешился с дедами и слал домой фотки в десантной форме. А всех остальных беретов не замечал при этом в упор.
Вот и сейчас он с оттягом поддал салаге еще раз и процедил:
-Ввпер-ред, душара…Я те покажу мозоли…
И стараясь не смотреть на нас, пошел вразвалку вслед за бегущим взводом, красный и злой.
Толян перевел глаза на меня. Они у него особенные. Белесые, мутные, с отсутствующим выражением. Когда-то давно, деды били его только скопом. В одиночку боялись.
-Витек, ты все никак не угомонишься?.. Мало те наших, ты еще мабуту тянуть будешь… Иди - спаси его.
Вова посмотрел на меня и укоризненно покачал головой.
А под новый год, под самый дембель, хмурый комбат, дергая лейкопластырем на небритой щеке, столкнулся со мной на входе в палатку, осмотрел с головы до ног и процедил:
-Давай, Витя. Собирайся.
-Куда?
-Подарки повезешь.
-?!.
…детям! …детям, Витек. - комбат беззвучно и сосредоточено выругался. Одними губами. - Гуманитарная помощь.
Качался фонарь, бросая силуэты от стенки к стенке. Гитара замолкла.
-И вы собирайтесь, - бросил он осунувшимся дембелям. - Пойдете в сопровождении.
Повисла тишина. Кто-то посвистел.
-Кто старший?..
-Лейтенант Попов.
Свист повторился.
Джмухадзе, я тебе посвищу, - внятно сказал комбат. – Лукьянчиков.
Скрипнула печка.
-Старший сержант Лукьянчиков!.. Не слышу ответа!!
Я.
Организовать получение оружия. Готовность 16.45.
Скрипнула кровать.
Не слышу ответа.
Есть.
Комбат постоял у выхода. Капала вода. Он вышел, запутавшись и резко рванув за собой плащ-палатки. У него жена в Питере.
В этот раз свистнуло сразу трое.
-Пацаны…Это, что ж твориться… Я манал такую херню… Не, вы как хотите…
-Рот закрой!.. - Выходим строиться. – глухо сказал кавалер ордена Красной Звезды старший сержант Колька Лукьянчиков.
***
-Взво-оод, смирно!..
-Товарищ подполковник!.. Третий взвод третьей роты третьего батальона по вашему приказанию построен!.. Командир батальона майор Семичасный.
Комполка у нас герой. В буквальном смысле. На 7 ноября он получил-таки Героя. Человек он крайне вспыльчивый и резкий. С комбатом они на ножах.
Комполка поморщился.
-Юрий Владимирович, почему во время вашего доклада у вас в строю позволяют себе разговаривать?.. Кто там?.. Ты, Морозов?..
Толян принимает стойку «вольно». Он стоит во втором ряду.
-Я. Товарищ полковник.
-Что, ваше сиятельство чем-то не доволен?.. Вопросы, Морозов?..
- Я, тыщ полковник, виноват. Не хотел. Просто не смог сдержать удивления.
Морозов! – рявкает комбат.
-Подожди, Юра, – снова морщится комполка. – Так в чем там дело, Морозов?..
- Я просто помню - нам кто-то обещал, что наш призыв больше в дело не пойдет, товарищ полковник. А сейчас не могу вспомнить – кто?..
-Та-ак. Кто еще так думает?.. Волошенюк, может быть ты?..
А что, товарищ полковник… Ну, действительно…
Комполка разворачивается к комбату.
-Товарищ майор. Вы еще спрашивали меня – какие конкретные к вам претензии. Что еще можно тут говорить?.. Что объяснять. Это ваш личный состав, который щас идет на задачу. С таким вот настроем. С такой вот дисциплиной.
Комбат молчит, бесится. Здоровый, красивый мужик. Нормальный, самое главное. Так – фанеру иногда по пьяни проверит и все.
-Ну что ж…- комполка поворачивается к нам. – Товарищи солдаты. Я никому не собираюсь угрожать. Вы меня знаете. Считайте, что это ваш дембельский аккорд. Или может сменить вам его на постройку дополнительного толчка у санчасти?.. А?!.. есть желающие?.. Джмухадзе?.. Рябинин?.. Мудров?.. Остапенко?..Неелов?..
Я отвечаю за всех.
-Никак нет.
-Отлично. Геннадий Семенович!..
Начштаба выступает из сумерек и вручает командиру пакет документов.
-Лейтенант Попов!..
Попов выскакивает с правой оконечности строя. Он хороший парень, исполнительный, честный, а главное – без своего мнения. Двухгодичник, Киевский политех.
Подходя к командиру, он разъезжается в луже и забрызгивает его штаты мелкими оранжевыми брызгами грязи. Командир морщится.
Командуйте. Он морщится еще раз, поворачивается, манит за собой комбата. Комбат стоит на месте, не шелохнувшись, словно не видит. Мы подхватываем барахло, по команде поворачиваемся, и шагаем к машинам.
Посадка. Ордер. БТР впереди, КаМаЗ, БТР, КаМаЗ, БТР. Техника выплывет к КП, Шлагбаум, отталкиваясь, подпрыгивает вверх, дневальный делает нам ручкой – безумные глаза под каской, я оборачиваюсь.
Комполка с холуями стоит в ленивые полоборота, дерзкий и повелительный, начштаба дергает за рукав комбата, комбат смотрит нам вслед.
Дождь начинается.
***
Нас взяли у старого колодца, чуть выше могильной плиты КШМки старого комбата.
С востока пришла синяя звезда и первый БТР – Толяна, косо задергавшись, провалился в левую обочину. Стекла КаМаЗа брызнули радужным веером, рухнул водитель, согнулся старший, Звезды летели с разных сторон, две звезды постарше воткнулись к нам в борт и, я очнулся в луже, носом в колее первого КаМАЗа. Вокруг меня рушились в грязь ребята, новогодним фейерверком рванули боеприпасы в первой машине, я смотрел, как занялся тент в КаМаЗа, видел убитого Попова, свисающего с брони, он качался, как елочная игрушка – тик-так.
Я все тянул и тянул к себе ремень автомата, а он никак не хотел двигаться.
Мое тело подняла волна грязи и сдвинула в сторону, рядом тормознул второй КаМаЗ.
Перед носом оказались грязные, в белых разводах сапоги, щуплый водила, дернул наверх, повизгивая от напряжения, поднял и пихнул вглубь кабины. БТР горел, прикрывая нас дымом.
Он плюхнулся в сиденье, и, не захлопывая дверь, выдавил газ до конца. Оскальзываясь и плывя, машина пошла, пошла, вдоль колонны, вырываясь вперед – на воздух, к жизни. Звезды опомнились и, рисуя нам сверкающий коридор, просили не уходить, остаться. Дверь моталась, КаМаЗ плакал стеклянными слезами из прохудившейся лобовухи, мы уходили, уходили, уходили.
Сзади слитно рванули машины, мы повернули за скалу, и волна не догнала нас, взметнула песок, надломила сучья деревьев, перепутала косо летящий снег. Впереди лежала Чарикарская долина, путаница кишлаков и дорог.
***
-Ты тупая, дурная, молодая скотина. Ты идиот. Ты не хера не понимаешь.
Я смотрел на пехотного духа, который вывез меня из засады и хотел его убить. Я уже разбил ему в кровь его поганую рожу, я забрал у него автомат, и не мог его бросить.
Я вернулся во второй раз. КаМаЗ стоял под холмом, нахохлившись и присев на заднее левое.
Он не хотел бросать его.
-Молодой, – сказал я. – Я тебя сейчас пристрелю, зашвырну в машину, подожгу ее и сам уйду в домой, в расположение. И через неделю буду в Питере, баб ебать. А ты, сука, останешься, здесь, тупая скотина.
Он молчал. Он вытер заскорузлой рукой надорванную губу и я узнал это выражение лица.
-Ааа, блядь!.. Так это тебя Цидулка дрючил, звереныш?.. тебя?! Бля, а я еще вступиться за тебя хотел, придурок. Ну, правильно, блядь, все наши добрые дела оборачиваются против нас, блядь!!. Ну на хуя тебе сдалось это железно, ублюдок, ты, еб твою мать?!! Объясни мне, сука ты тупая, уебище грязное тупое, чморошное!..Ты понимаешь, что нас через час найдут, прострелят шины, и, блядь, бошки отрежут живым?!.. И к маме тебя пришлют с хуем и яйцами во рту, блядь?! Если будет, что присылать?!.. Чмо ты дурное, невоспитанное?!.
Он поднял взгляд и я замолчал. Свистел ветер в обрывках тента. Я видел просыпавшуюся за борт струйку гречки. Сверху из надорванного бумажного пакета торчали голова и торс небольшого детсадовского Дед Мороза.
Я доведу машину до места – сказал этот человек.
Я отступил шаг назад. Снял предохранитель.
-Ну, гордись, мужчина. Ты пал от руки не вшивого духа, тебя убил советский десантник.
Кузов шарахнул алыми железными брызгами. Молодой просел, рухнул задницей в грязь, зажал уши и заплакал. Я видел, как намокают его ватники, я видел, как в грязь побежала, посыпалась из множества дырок, гречка. Гречка, которую мы не видели с осени. Гречка сыпалась ему на шапку. Я посмотрел на Деда Мороза. Ему оторвало голову.
-Прости, - сказал я игрушке.
Подошел и рванул молодого за шиворот бушлата.
Вставай. Поехали.
***
-Куда, блядь?.. Ты в кишлак собрался по главной дороге, блядь?.. Стань, блядь. Смотри сюда, - я прихлопнул карту у него на коленях.
-Мы так не доедем даже до холма. Давай направо, вдоль леска, блядь, и с тыла, понял?!..
Он кивнул. Машина тронулась. КаМаЗ, тяжело, но уверенно набирал скорость, дорога здесь была посуше и мы быстро выбрались к пролеску.
Поперек проселки стояла телега с вязанкой хвороста. В арбу был впряжен белый грязный ослик, на арбе сидел пацаненок лет восьми.
КаМаЗ тормознул, отжав тормоза.
Мы посмотрели на сученка. Он посмотрел на нас. Стучали часы. А небо такое же как у нас – в Питере.
Пацаненок задрожал. Молодой дернулся.
Я незаметно треснул его по коленке.
И вдруг из леса вышел дед с вязанкой хвороста.
-Так. Сидеть. Не дергаться.
Я перехватил автомат и выпрыгнул из кабины.
- Мондана боши хуб ести, - громко проговорил я, широко улыбаясь, и неторопливо подходя метров на десять к арбе. Тут главное не слишком заметно поднять автомат.
Дед опустил вязанку, малой соскочил с арбы и побежал за него. Я поднял автомат до линии бедра, одновременно, приветственно помахивая левой рукой.
Вдруг эти двое разом посмотрели мне за спину.
Я рванул вправо, развернувшись и вскинув автомат.
Этот придурок, спотыкаясь и кряхтя, тащил от машины мешок с крупой. Я обалдел. Молодой взвалил мешок на арбу. Интернационалист.
-Эй, придурок. Ты еще автомат им подари. Он тебя и проводит. Ну-ка марш в машину!..
Молодой понурился. Пошел к машине. Однако, он не залез в кабину, как положено, обошел ее и снова забрался в кузов. Я смотрел с любопытством. Малой выглянул из-за деда.
Душара спрыгнул на землю. В его руках был тот самый Дед Мороз с оторванной башкой. Мне стало смешно.
Что ж ты, дядя, ему такого калеку даришь, травмируешь психику ребенка?.. У них тут и так война, а ты ему на память – добавочек… Символ…Поехали!..
Я посмотрел в зеркало. Дед ковырял пальцем в мешке. Пацаненок вертел в руках Деда Мороза. Вдруг он соскочил с арбы и помчался вслед машине, оскальзываясь и страшно тормозя.
-Дуст, дуст!.. Дуу-ууст!.
Пацан остановился и поднял в руке искалеченную фигурку. Он держал ее до тех пор, пока мы не скрылись.
Я откинулся в кресле, поудобнее устраивая автомат. Закурил.
- Я буду звать тебя Дед Мороз. Всем подарки нам…им принес. Красный нос.
Он ничего не ответил. Молча рулил, хлюпнул носом и вдруг улыбнулся.
***
-Стоп. Теперь тихо. Тихо, если хочешь, чтобы наша сказка закончилась благополучно. Значит так. У них щас начнется молитва. Въезжаем вон туда, к площади, я откидываю кузов, и скидываю все вниз. Ты сидишь, нога на газу, автомат по рукой. –На.
- Я постучу из кузова, тихонько трогаешься, скатываемся вниз, я попасу заднюю полусферу. Уходим во-он по той дорожке. Дальше, там ущелье начинается, за ним долина, километров двадцать и дорога на Кабул. Там наши, там бояться нечего. Высокие скорости залог победы. Ясно?.
Он покивал. Довольно бледный.
Минутная стрелка подходила к двенадцати. Я посмотрел на его глупый веснушчатый профиль.
-Не дрейфь. Ты знаешь, у меня друг Дед Морозом работает. Пятый год, нефиговые бабки, кстати, колотит. Меня звал, а я, дурак, все отказывался. Че я, клоун, что ли?.. А ты сам чего, кто такой, земеля?.. Ты – Дед Морозом, случайно не работал?.. Ну там, красногалстучная детвора?..
Он помолчал.
-Я из деддома. Омск. Из Омска, в смысле.
Он посмотрел на кишлак.
-А я из Питера.
Он пожал плечами. Я хотел выругаться, но взревел муэдзин.
-Тихо, сказал я. - Работаем.
***
Тихо не получилось. На въезде в кишлак мы столкнулись с цепочкой устало бредущих духов – человек пятьдесят. Они присели от удивления, и оторопело потянули из-за спин стволы.
Ударили очереди. Молодой сжал зубы и вдавил газ.
-Куда, блядь!!! В сторону – давай, к дороге!!! К дороге, я сказал!!!
КаМаЗ принял бочину в стену. Машина просела, Из ближайшего дувала выскочили трое, один из них вкинул подствольник. Я ногами вышиб стекло и шарахнул по ним длиннющей очередью. Вскинутый подствольник ударил в небо, граната влетела в стекло водителя и молодой вывалился из кабины с оторванной головой.
Трое валялись сломанными куклами, я рванулся за руль.
Кузов занялся роскошным алым костром, дымилось сиденье кабины, Я дал задний и краем уха увидел, как банда, рассыпавшись цепью, стала в полный рост и хохочет во все горло – молодые, старые, все.
Я вывернул машину и молясь бабушкиными молитвами, рыдая во все горло, потащил машину вправо. Там, поворот, там резкий слом улицы вниз. Домой, домой, домой!!! Дембель Советской армии и Военно-морского флота!!!
Я уже почти ушел под стены и вдруг, краем глаза, увидел кучку детей, высыпавшую на площадь, у колодца. Я обернулся. Молодой лежал, в луже у стены, протянув к ним руки.
И вдруг я повернул руль влево.
-Витек… Витюша… Ты, что ж это делаешь, родной?!! А ну – назад!!! Витя, блядь!. Я ударил себя по лицу.
Хлынула кровь, дети замерли у стены.
Пылающий КаМаЗ, ревя, рвался к площади, и духи резко усилили стрельбу.
-Ай!!! Ой!!! Ох!!!
Раскаленные жуки ворвались ко мне в душу и, свербя, стали резко зарываться поглубже.
-Мама-ааа!!!
Руль горел, горели ладони, я вдруг вспомнил молодого и проклял его страшным проклятием.
-Сук-аа-ааа!!! Суччара-аааа!!!! – заорал я, теряя сознание, и вдруг понял, увидел, осознал, что машина все же пересекла черту, рванулась и выехала на площадь.