[barabaka]

Утреннее солнце пробилось сквозь окно. За стеклом весело поблескивала порванная паутинка и дул легкий теплый ветер из открытой двери. Соседка баба Варя вела коров на водопой. В комнате летали мухи, пахло свежим хлебом и вареной картошкой. Затхлая простыня пахла родным домом. Он так давно мечтал вернуться сюда. Все было знакомо и любимо.

- Вадик, просыпайся, - нежным голосом сказала мама, - Вадик. Слышишь? Вадик, еб твою мать!

Он открыл глаза и провалился из мягкого сна в темную ячейку своего окопа. С неба уже второй день лился дождь, и все сидели по колено в воде, выгребая ее котелками. Грязная, в земле и глине рука теребила его за плащ-палатку, - Просыпайся, наша очередь! – хрипло прошипел дядя Гриша. Так его называли все. Дядя Гриша был самый старший из взвода еще юных ребят. Ему было двадцать восемь, - Гляди в оба, вот твой сектор, не высовывайся, -он тихо показал мозолистой рукой на край березовой рощи, отрезок изрытого минами поля и болотистую топь.

- Эх, зря мы каски на марше выбросили. - Пробормотал про себя Вадим и аккуратно вычерпнул немного грязной воды, загребая котелком с остатками позавчерашней каши на закругленных алюминиевых краях.

В дырявых сапогах было холодно. На ногах размокли волдыри и превратились в месиво. Но он больше волновался за бережно хранимое в гимнастерке письмо из дома и фотографию Светки из параллельного класса. До войны он носил ее ранец из школы до дома и обрывал соседские цветы, чтобы утром принести их к первому уроку и тайно положить на ее парту. Как бы он хотел вернуться обратно в сорок первый.

Дождь смолкал и поменялось направление ветра. Теперь он дул с поля, и Вадим закрыл нос рукавом. С поля несло болотом, разлагающимися телами и дерьмом. От мертвых всегда пахло дерьмом, причем от немецких солдат пахло больше. Видимо, ели они чаще, чем ребята ватных полосатых бушлатах.

Широко открытыми глазами он смотрел вперед через выложенный из камней бруствер. Трехлинейка была бережно зажата в руке и спрятана от дождя. В пенале на ремне лежало тридцать четыре патрона и еще пять в самой винтовке. Еще вчера их было пятьдесят.
- Одиннадцать выстрелов. Интересно, я попал хотя бы раз? – печально посмотрел он на болото.

Вчера все с криком бежали туда. Он кричал от страха. Падал, вставал и снова падал в этой грязи. Это было так глупо идти в атаку на открытом поле прямо на летящий свинец. Шестьдесят четыре человека так и остались умирать в этой воде. Смерть в грязи под холодным февральским дождем – это даже не снилось в плохих снах.
А как горды’ собой все были, отправляясь в закрытых вагонах эшелонами на запад. Где все эти бравые марши по учебке, песни и лозунги политруков?

- Тридцать девять патронов, угловатый штык и триста двадцать… нет, а сколько же нас осталось? Сколько раненых вчера утащили на переправу, и успею ли я выстрелить все? – он уже не плавал в романтичных мечтаниях, а знал и был готов к тому, что сегодня может быть его последний день. А день – это так много, когда сутками киснешь в холодной жиже. Они все мечтали, чтобы наступил день и, хоть на минуту, появилось солнце, ведь ночи здесь были ужасно холодные.

- Сейчас на пять секунд закрою глаза. Хотя бы чуть-чуть, - Он незаметно провалился в сладкий дрем и неизвестно, сколько бы проспал в неудобной позе, если бы не сдавленный хриплый звук где-то справа. Сквозь небо мелькнула тень и еще одна. По сторонам послышалась возня, и через миг на него навалилось тяжелое тело, пытаясь вонзить большой немецкий нож. От неожиданности он потерял равновесие и наклонился в сторону. Нож, хрустя, вошел в вязкую землю и камни. Винтовка стояла прикладом в воде и, когда Вадим опустился на дно, замерзшие пальцы машинально сняли предохранитель и спустили курок. Тяжелое тело свалилось сверху. По сторонам начались крики и стрельба.
- Прозевал, - подумал Вадим, - Это я прозевал…
Небо вспыхнуло осветительной ракетой. Вадим свалил тело солдата набок и выбрался наверх, упав в воду, судорожно цепляя штык на ствол своей винтовки. Тело сжалось от страха, он поднялся и пригнувшись увидел, что немецкие солдаты уже на второй линии. Он бежал туда. Все смешалось. Обернувшись, он увидел, как совсем рядом бегут и немцы и наши, как в каком-то марафоне.

- Его дыхание захлебнулось и истошным низким криком он заорал, - Стоять!! Ни шагу назад!! – В миг он развернулся и побежал обратно, против шерсти. Он ничего не понимал, лишь ловко изворачивался, бил штыком и кричал – Это я виноват! Это все я!!!

За спиной в унисон доносились русские маты и немецкая ругань! – Вспышки осветительных ракет сменяли одна за другой, и истошным ревом начался минометный огонь.

Немецкая атака превратилась в отступление и, как в каком-то странном кино, все побежали в другую сторону. Первыми бежали немцы, а за ними, молча бежали наши ребята. Но это было где-то далеко позади, а пока, забежав на край болота, он упал в свежую воронку от разрыва. Впереди лежало несколько сваленных друг на друга тел, в которых гулкими ударами, застревали летящие с немецких позиций пули, спасая его от такой же участи. Вода быстро заполнила дно воронки. Заняв позицию он, пригибаясь, поймал в мушке силуэты блестящих касок, и сделав пять быстрых выстрелов, переполз в другую воронку.

- Тридцать три, - Он увидел десяток угловатых силуэтов, спешно бегущих обратно, на сторону немцев и, хлюпая сапогами, ринулся за ними. Где-то сзади с нарастающим криком накатывал мат. Оглянувшись, он увидел, как остатки роты с дикими криками идут в очередную атаку. Это было какое-то сумасшествие. Опять начался дождь.

Он не помнил, как оказался на вражеских позициях, лишь ловко изворачивался, стрелял в упор и бил штыком. Его сознание вернулось, когда перед собой он увидел советскую форму и окоченевшие руки вовремя остановились, чтобы не заколоть своего.
- Дошли!!! – лицо скривилось сумасшедшей улыбкой. Забежав в следующую траншею, он узнал Леньку Удальцова и Серегу, чью фамилию всегда забывал. Никогда в жизни он не был так рад видеть своих друзей. Они вместе собирались пойти в училище, но вместе попали на войну. А на прошлой неделе они дали друг другу обещание всегда быть рядом, всегда быть друг за друга и обязатеьно вместе дойти до Берлина! - Только вместе, все, как один! - любили они говорить перед дракой с мальчишками из соседнего двора.

В сером свете он едва разглядел, как сзади Сереги и Леньки упала немецкая граната с выдернутым шнуром. Они еще смешно называли ее «колотушкой».

Вадим не знал, что кричать и что делать, а лишь прыгнул вперед, вдавив своей грудью гранату в глубокую грязь.

Он опустил голову в воду и издал дикий крик. Это был крик из глубины души, крик отчаяния и радости, как буд-то он прожил свои девятнадцать лет только ради этого.

Утреннее солнце пробилось сквозь окно. За стеклом весело поблескивала порванная паутинка и дул легкий теплый ветер из открытой двери. В комнате летали мухи, пахло свежим хлебом и вареной картошкой. Затхлая простыня пахла родным домом. Он так давно мечтал вернуться сюда.

- Вадик, пора вставать! Просыпайся!! Ну что же ты? Тебе опять кошмары снились?

Голос отдалялся в никуда, превратившись в маленькую вспышку где-то воон там. Видите?