Грач
25.12.2011, 04:32
Выкладываю на строгий читательский суд свой короткий попус-пробу.
Теперь очередь явно за Росомахой;)
Вконец обнаглевшее насекомое получило положенную кару. С хрустом оно было раздавлено между ногтями, сопротивление бесполезно.
Удивительно, как они используют любое затишье, чтобы пить кровь. Уже второй месяц мы без мытья. Заросшие с засаленными волосами, вонючие. Логично, что мы получили в награду эту напасть. Бельевые вши. Они были везде. Изощрения санинструктора по прожариванию одежды явно не помогали. Жизнь стойко пробивалась через швы формы и нательное бельё к нашим телам.
Я уже могу разглядеть их лица. Время холодное, и Природа надела осенний наряд. Некоторые идут в шемагах. Глаза некоторых скрыты баллистическими очками. Идут стойко, уверенно, они уже поняли, что деваться нам некуда. Нас взяли в кольцо, измотали, обескровили. Боекомплект сошёл на нет. Остаётся драться голыми руками. Янки приняли вызов.
«Мы обязательно вернёмся за вами», сказал Суффаев. Я знал, что это неправда, да он и не скрывал этого. «Мы оттянемся и вернёмся. Только задержите их».
Будучи федералом, я привык к подобным финтам. Нас часто бросали на заведомо гиблое дело. Но мы всегда возвращались. Я уже свыкся видеть пропитые лица «Элиты» по возвращении. Давали мало, требовали много, а при надобности могли сожрать вместе с костями или переступить через наши тела. Именно потому возрастала квота доверия к своим боевым товарищам, к тем, кто вернулся, к тем, кто был там, и спадала в ноль в отношении командного состава. Они единственные были опорой в страшные моменты, а ты им.
Власть сменилась. А вернее, мы сменили её, мы сделали свой выбор. Теперь я непосредственно со своими товарищами бок-о-бок дрался за независимость своей некогда сильной и процветающей Родины. Есть цель, есть метод – мы. И никаких посредственников. И потому я воспринял его приказ без злобы, как должное.
И мы остались. И мы задержали их.
Предчувствуя рукопашную, я заранее разложил лопатку и закрутил зажим. Уже было успокоившееся тело снова окатило тяжёлой злобой, оно напряглось, натянулось как струна. Охмелевшие от безнаказанности янки уже не осторожничая начали ускорять шаги, иногда пробегают. И вот они сошли на бег, кричат. Я вижу своего. Его лицо перекосило в гримасе. Его дыхание настолько глубоко, словно у него на спине сидит тысяча чертей, и погоняют им. Его огромные шаги становятся всё более отчётливыми и шумными.
В ушах появляется шум, перерастающий в глухой сильный стук. В глазах темнеет, и струна выпрямляется в страшном по силе ударе в по-детски невинно-удивлённое лицо. Хозяин разрубленной головы тяжело опадает на спину и с протяжным стоном сгребает руками землю. Кувырок, поднимаюсь на ноги. Вспышка! Толчок! До ушей доходит хлопок и звук ломающихся рёбер. От удара замирает сердце, опрокидывает на землю, которая принимает моё тело в удивительно мягкие, по-матерински нежные объятия.
«Нечестно», проносится мысль. В горло поднимается комок и изливается в выдохе кровавой пеной изо рта. Корпус пронзает болью. В моей груди больше нет места жизни.
Теперь очередь явно за Росомахой;)
Вконец обнаглевшее насекомое получило положенную кару. С хрустом оно было раздавлено между ногтями, сопротивление бесполезно.
Удивительно, как они используют любое затишье, чтобы пить кровь. Уже второй месяц мы без мытья. Заросшие с засаленными волосами, вонючие. Логично, что мы получили в награду эту напасть. Бельевые вши. Они были везде. Изощрения санинструктора по прожариванию одежды явно не помогали. Жизнь стойко пробивалась через швы формы и нательное бельё к нашим телам.
Я уже могу разглядеть их лица. Время холодное, и Природа надела осенний наряд. Некоторые идут в шемагах. Глаза некоторых скрыты баллистическими очками. Идут стойко, уверенно, они уже поняли, что деваться нам некуда. Нас взяли в кольцо, измотали, обескровили. Боекомплект сошёл на нет. Остаётся драться голыми руками. Янки приняли вызов.
«Мы обязательно вернёмся за вами», сказал Суффаев. Я знал, что это неправда, да он и не скрывал этого. «Мы оттянемся и вернёмся. Только задержите их».
Будучи федералом, я привык к подобным финтам. Нас часто бросали на заведомо гиблое дело. Но мы всегда возвращались. Я уже свыкся видеть пропитые лица «Элиты» по возвращении. Давали мало, требовали много, а при надобности могли сожрать вместе с костями или переступить через наши тела. Именно потому возрастала квота доверия к своим боевым товарищам, к тем, кто вернулся, к тем, кто был там, и спадала в ноль в отношении командного состава. Они единственные были опорой в страшные моменты, а ты им.
Власть сменилась. А вернее, мы сменили её, мы сделали свой выбор. Теперь я непосредственно со своими товарищами бок-о-бок дрался за независимость своей некогда сильной и процветающей Родины. Есть цель, есть метод – мы. И никаких посредственников. И потому я воспринял его приказ без злобы, как должное.
И мы остались. И мы задержали их.
Предчувствуя рукопашную, я заранее разложил лопатку и закрутил зажим. Уже было успокоившееся тело снова окатило тяжёлой злобой, оно напряглось, натянулось как струна. Охмелевшие от безнаказанности янки уже не осторожничая начали ускорять шаги, иногда пробегают. И вот они сошли на бег, кричат. Я вижу своего. Его лицо перекосило в гримасе. Его дыхание настолько глубоко, словно у него на спине сидит тысяча чертей, и погоняют им. Его огромные шаги становятся всё более отчётливыми и шумными.
В ушах появляется шум, перерастающий в глухой сильный стук. В глазах темнеет, и струна выпрямляется в страшном по силе ударе в по-детски невинно-удивлённое лицо. Хозяин разрубленной головы тяжело опадает на спину и с протяжным стоном сгребает руками землю. Кувырок, поднимаюсь на ноги. Вспышка! Толчок! До ушей доходит хлопок и звук ломающихся рёбер. От удара замирает сердце, опрокидывает на землю, которая принимает моё тело в удивительно мягкие, по-матерински нежные объятия.
«Нечестно», проносится мысль. В горло поднимается комок и изливается в выдохе кровавой пеной изо рта. Корпус пронзает болью. В моей груди больше нет места жизни.